top of page

Петр Блитштейн

"Я родился в еврейской семье, но «еврейской» только номинально, по названию..."

Место, где я родился и вырос, упоминается (и не однажды) даже в Торе: «Хотя бы ты был рассеян до края неба, и оттуда соберет тебя Господь, Бог твой, и оттуда возьмет тебя» (Втор. 30:4). Мой край неба, куда еврейское счастье забросило моих родителей, назывался Колымой. Моего отца занесли туда довоенные репрессии, а маму – послевоенное отчаяние. Из этого места рассеяния Господь привел меня сначала в Москву, где я окончил институт, получил профессию, женился, вырастил двух дочерей, а затем открыл мне путь в Америку – мой Новый Свет, чтобы здесь воистину обратить меня к Свету. В Америке у меня родилось ещё трое детей, но моим главным благословением стало именно духовное возрождение.

Я родился в еврейской семье, но «еврейской» только номинально, по названию. Хотя мои родители вышли из еврейских местечек, хорошо знали еврейский быт и между собой общались на идиш, мне с братом, однако, от них досталась только национальность и ничего национального. Когда однажды, вернувшись из школы, я в слезах обратился к маме с вопросом: «Мама! Какой мы породы?», – даже тогда на свой недоумённый вопрос я не получил ответа. Ощущение, что я какой-то «меченный» и причислен к такому же «меченному» и униженному народу уже никогда не оставляло меня. Я не понимал истоки и природы этого унижения, но понимал, что должен наследовать его. Я тяготился моим неведомым еврейством, догадываясь, что к этому клейму приложили руку не только люди. Я что-то слышал, как о Божьем избрании евреев, так и ещё об одном нашем цоресе – причастности к смерти Христа. Из этих слухов и состоял мой библейский багаж. Я был мирским евреем, абсолютно несведущим в своих корнях. Такими же мы остаёмся в своей массе. «Бог таки наверно есть!», – вы можете слышать и в Москве, и на Брайтоне. Но вот кто Он есть – от подобных «верующих» вы вряд ли услышите. Такая вера ничем не отличается от неверия. «Бог один!», – с редким единодушием готовы признать мы и в Одессе, и в Филадельфии, но далеко не всякий «единоверец» знает, какая участь ждёт его душу от этого единого Бога Израиля.

В 95-ом году, живя в Москве, мы получили разрешение на выезд в Америку. Я выехал как еврей, как беженец, как выезжали из Союза тысячи других. Парадокс был в том, что евреем, по существу, я стал именно в Америке – евреем по разумению. Зато по недоразумению я был им (вернее, стеснялся быть) все 45 лет моей жизни на родине – евреем благодаря родителям и «благодаря» антисемитам.  Клеймо этого еврейства я всегда ощущал на себе как одежды прокажённого.  

Я хорошо знал, что моему деду в Киеве это еврейство «открыло» путь в Бабий Яр.      Для меня же оно обернулось неожиданным благом – открыло мне путь в Америку и вывело меня из тупика в жизни. Слава Богу, времена иногда меняются к благу. Слава Богу, что в Америке, мне, наконец, открылось неизменное благо. Оно оказалось не в американском благополучии и не в моей особой «породе». Оно оказалось в том, Кто очень давно сказал евреям: «Я отделил вас от народов, чтобы вы были Мои» (Левит 20:26). Когда эта воля Творца, наконец, состоялась в моей жизни, когда я ради Него отделился от мира, Он открыл мне выход из духовного тупика, выход не временный, но вечный. Он исцелил мою душу и мое тело, исцелил мою изнурительную многолетнюю астму и мой еврейский комплекс неполноценности - долгий как моя безбожная жизнь. Бог вывел меня не из места рассеяния, но из духовного прозябанья.

 

Бог не Америку сделал моим земным раем, но Сам сделался для меня прибежищем.  

 

Как случилось, что в мою жизнь пришла не религия, не вероисповедание, а живая вера? Первое свидетельство о ней я получил ещё в Москве. И первыми живыми свидетелями о вере в Бога стали мои родные дочери. В начале 90-ых странным образом поменялся их образ жизни: «Папа, - услышал я в ту пору от своих юных детей, – не пугайся, но у нас теперь другие приоритеты». Нет, мои девочки вовсе не стали походить на монашек, но даже их радость стала другой. Тогда я еще не мог понять, что произошло с ними. В Москве тех лет лица с сияющими глазами казались заморским товаром. Я ещё не знал, что так выглядят лица «рожденных свыше», лица тех, кто познакомились с Небесным Царством здесь на земле. Меня беспокоила и в то же время восхищала их посвященность своему новому «увлечению». Мне нравилось, что вместе с верой к детям не прилипло ничего из того, что в моём понимании связывалось с христианством: кресты, иконы и антисемитизм. Мне нравилась их неизменная радость, их новый дух и неземной мир. Я не очень вникал в те слова, что они мне говорили, но был поражён силой Божьего Слова, изменившего их жизнь.

Увы, к той поре и моя жизнь преобразилась – мой брак распался. Я уже не жил с детьми как прежде и потому начал изредка посещать их служения по воскресениям, чтобы там видеться с ними. Тогда впервые Божье Слово коснулось моих ушей и моего сердца. Тогда впервые мой атеизм поколебался. Нет, я не перестал считать религию опиумом для народа. Но я изменил своё отношение к вере: я увидел её не в соблюдение внешних обрядов, а в доверии к Божьему Слову – Библии. Я услышал веру в словах своих детей: «Папа, ты когда-нибудь думал о том, что наш народ предназначен для свидетельства о Боге Израиля?» С тех пор я впервые задумался об этом. Бог избрал евреев, чтобы на этом народе продемонстрировать себя. Из уст моих детей я впервые услышал Благую Весть. С тех пор я уже не мог не думать о том, что через смерть Мессии и через Его воскресение Бог сделал очевидным всему миру план спасения человека. Я ещё был далёк от веры, но я уже начал отделяться от мира, от полной ассимиляции с ним.

Бог долго обрезал моё сердце. Эту великую работу – обрезать еврейские сердца – Он начал ещё с Авраама, с того, кто первым обратился к Богу и получил от Него в наследие особый народ – Израиль – прообраз вечности. Моё обращение к Богу растянулось лет на 5. Оно началось ещё в Москве, а завершилось в Нью-Йорке. На самом деле оно началось ещё раньше – с моего вопроса к маме о моей «породе». Бог начал с моих «одежд прокажённого», чтобы я избрал от Него «ризы спасения». Бог начал с моих мозгов, промытых миром, его газетами и поэтами, чтобы промыть их Своим Словом, промыть не религией, не идеей, но Мессией. Бог начал с моего этнического еврейства, чтобы через еврея Иешуа я наследовал прощение от Бога Израиля. Бог избрал меня в Свой вечный народ, чтобы в Иешуа я сам избрал вечность с Богом.  

Что случилось с моими детьми, я понял позже, когда это произошло со мной, когда меня верующего, что «Бог один!» возродило понимание моего спасения от Него. Именно Иешуа сделался сутью этого спасения. Потому для меня суть веры – в Иешуа. Я благодарен Богу, что о своей «породе» узнал не от родителей, не от людей, но от того, Кто сказал о Себе: «Я – изрекающий правду, сильный, чтобы спасать» (Исайя 63:1). Он наградил меня особой «породой», когда я обратился к Его правде и Его спасению. Я благодарен Богу за то, что Он просветил меня не еврейской культурой или традицией: я мог бы избавиться от «одежд прокаженного», но так и остаться в самой проказе; я мог бы праздновать День очищения, но никогда не очиститься от самого греха; я мог бы приобщиться к еврейскому наследию, но не наследовать жизни вечной.

 

bottom of page